Затерявшаяся в оренбургских степях деревня медленно умирала. Два раза в год хоронили кого-нибудь из её немногочисленных жительниц-старушек.
В марте за гробом преставившейся Евдокии Ильиничны шли двенадцать ее подруг молодости. Они тихо переговаривались, рассуждая о неизбежной смерти, которая давно уже их не пугала. Соглашались друг с другом, что лучше умереть летом или хотя бы в мае: тогда дорога на кладбище будет сухой.
Гроб несли четверо мужчин, один из них, поскользнувшись, выругался, бабушки испуганно перекрестились. У входа на кладбище, рядом с заметенным снегом памятником из алюминия, неподвижно сидела закутанная в пуховый платок женщина. «Опять Юлька на Мишкину могилу пришла, как бы умом не тронулась», - зашептались старушки.
И мужчины-могильщики, и Юлька считались случайными в деревне людьми. Деревня была родиной их бабушек и родителей, а для них - добровольной ссылкой.
Виктор, длинный жилистый 50-летний мужик, уехал из деревни в шестнадцать лет учиться в ПТУ. Из города доносились слухи, что в семнадцать его посадили за хулиганство на три года. Вышел на свободу ненадолго - снова попал за решетку на пятнадцать лет, за убийство. Пять лет назад к неописуемому ужасу старушек он приехал в деревню. Починил прохудившуюся крышу в опустевшем родительском доме, переложил дымящуюся печь и остался там жить. Когда бывал трезв, с бабками вел себя вежливо и уважительно, когда же напивался - ходил по улице, громко матерясь. В это время все прятались по домам. Жил Виктор с приятелем, которого привез из города. Маленький юркий тридцатилетний Радик оказался парнем хозяйственным. «Да тебе, Витька, и невеста не нужна, Радик твой и суп сварит, и постирает», - шутила соседка баба Галя, еще не предполагая, насколько она была права. Однажды утром, зайдя к мужикам, она застала их в любовных утехах. Увиденное произвело на старую женщину неизгладимое впечатление, она на три дня потеряла дар речи, но потом отошла и рассказала старушкам о мерзостях, свидетельницей которых случайно оказалась. В истории деревни был только один случай сексуальных извращений: молодого парня Пашку уличили в связях с козой. Бабушки и не предполагали, насколько популярным стал в «большом мире» гомосексуализм, у них он считался нисколько не лучше зоофилии.
Год назад к бабе Фае приехал сын Володя. Володя всегда был гордостью матери: скромный застенчивый парень хорошо учился в школе, потом окончил вуз, работал в научно-исследовательском институте. Летом приезжал в гости с женой и детьми. В 40 лет жизнь его пошла наперекосяк. НИИ закрыли, другую работу найти не смог, запил, развелся, жена и ее сожитель выгнали его из дома.
Возвращение сына обернулось для матери болью. Вместе с новыми приятелями – Виктором и Радиком, он пропивал ее пенсию, выносил из дома послед-ние продукты.
Правда, сын пытался прятаться от своих новых дружков, но они стучались в ворота, в окна, требуя, чтобы он вышел к ним. И безвольный Володя сдавался, уходил на несколько дней и ночей. Возвращаясь, обнимал мать-старушку и, размазывая по лицу слезы, твердил: «Я человек конченый, падший я человек».
Аркадий, четвертый мужчина в селе, вел отшельнический образ жизни. Он брил голову, молился какому-то своему богу и ждал конца света. С односельчанами общался, похоже, только на похоронах – понимал, что втроем гроб мужики не унесут. «Сектанта» побаивался даже уголовник Витька, и дом на краю села обходил стороной.
Юля родилась в городе, и только несколько раз в детстве приезжала в деревню к своей двоюродной бабушке. В 27 лет приехала к старой женщине насовсем. Юля была наркоманкой, и родственники отвезли ее в деревню, надеясь, что там она излечится. Юля и в самом деле не кололась уже больше года, героин негде было достать. Девушка молча, как робот, убирала во дворе, ухаживала за бабушкой, которая уже не вставала с постели. Почти каждый день Юля ходила на кладбище к Михаилу. «Мишенька, возьми меня с собой, я тебя очень люблю», - молила девушка. С поблекшей фотографии из-под стекла на нее смотрел молодой парень. Миша погиб в армии еще 15 лет назад. Когда он был жив, то и не догадывался, что 11-летняя девчушка, приехавшая на каникулы в деревню, испытывает к нему нежные чувства. Его любили самые красивые девушки села, и тоненькую девочку-подростка он, конечно, не замечал. Потом у Юли было много мужчин – и случайных, и постоянных. Их лица она вспоминала единовременно - они появлялись в каком-то сером клубке, но ни одно не вырисовывалось в ее памяти отчетливо. Миша же стоял перед глазами – живой, здоровый, улыбающийся. Он был из того мира, где было будущее.
Поминали Евдокию Ильиничну всем селом. Последней пришла Юля – бледная, в черном платке. «Бабушке Евдокии письмо пришло», - бесцветным голосом произнесла она и протянула конверт. Все окаменели, даже уголовник Витька. «Читай, что пишут», - первым нарушил молчание Радик. Юля аккуратно вскрыла конверт и тихо, без эмоций, стала читать.
Письмо прислала Люся, жена сына Евдокии Ильиничны. В длинном, на пять листов, послании невестка то укоряла покойницу, то молила о помощи.
Сын усопшей, Андрей, считался самым преуспевающим из жителей села. В начале 90-х занялся бизнесом, разбогател. К дому матери лихо подкатывал на большой блестящей машине. Зимой Евдокия жила у сына в городе, приезжала в деревню только на лето, как на дачу. Пять лет назад Андрей с семьей переехал в Подмосковье, писал, как хорошо устроился, купил большой дом, в котором будет и ей место. Оговаривался, правда, что дом еще не достроен, но через год обещал приехать за матерью.
Евдокии Ильиничне завидовали. Больше никого из оставшихся в селе старушек дети к себе не звали. Некуда было звать: они либо снимали жилье, либо ютились всей семьей в одной комнатке общежития.
Три года назад Андрей пропал. Письма матери приходили назад в деревню с пометкой «адресат выбыл». Послание от Люси все объясняло.
Женщина писала, что Андрей проиграл в казино все – и бизнес, и дом. Его уже не пускают в солидные игорные заведения, а те, кому он задолжал, ищут его всюду и грозятся убить, но он все равно играет и играет, обрастая все большими долгами. Люся сообщала, что жить им сейчас негде, и она собралась уехать к старшей дочери в Оренбург. Андрея с собой не берет: он принесет беду в семью дочери. «Возьмите своего сына к себе, пусть живет в деревне. Он вас любит, часто вспоминает и готов поехать на родину. Если останется здесь – его убьют».
- Слава Богу, преставилась Евдокия. Пожалел ее Господь, ничего о своем сыночке не узнала, - заплакала баба Фая.
- Еще одного жизнь выплюнула, - неожиданно зло произнес ее сын Володя. - И этот думает, что спасется. На родине – небо синее, степь в тюльпанах, в воздухе полынью пахнет? Нет здесь уже ничего! Одному только сектанту Аркашке в деревне хорошо. Он конца света ждал - и дождался, - Володя расхохотался, да так, что все вздрогнули, и вышел, хлопнув дверью.
Андрей на родину так и не приехал. В мае умерла баба Фая. При странных обстоятельствах пропал уголовник Витька. Они вдвоем с Володей поехали на рыбалку, но вернулся назад только Володя. Сказал бабкам, что Витька вроде бы утонул. Заявлять в милицию о пропаже человека они не стали. Мало ли, может, тот в город отправился жить. Друг его, Радик, на следующий же день после случившегося из деревни сбежал. Володя целую неделю пил, а потом, так и не протрезвев, повесился. Хоронить его приезжали из города жена и дети, плакали. Юля все реже стала ходить на кладбище, все чаще к Аркадию. Ее бабушка надеялась, что молодые люди поженятся, но они объединились, чтобы вместе ждать конца света.
Однако конец света не наступил. Летом умирающая деревня стала оживать. На каникулы из города приехали к бабушкам внуки. Второпях выпив козьего молока и на ходу жуя бабушкины пирожки, они гурьбой отправлялись на речку. Нещадно палило солнце, в босые ноги впивались острые кусочки засохшей глины, ветер наметал пыль в глаза и уши, но они шли бодро, весело переговариваясь. Юля издали наблюдала за ними и находила среди детей себя и Мишку.
Серафима КРАЙНЕВА, Оренбург
27 мая 2009 
